Доброе утро.
Когда итеричка устаёт, на смену ей приходит вполне состоявшийся шут. Осматривает он разгромленную в хлам комнату, улыбается блаженно-тупой улыбкой и откидывается на подушку.
Смеяться над собой нужно, издеваться, пожалуй что, тоже. Только в меру.
Иногда кажется, что Ч. не знает границ. Эта ядовитая самоирония кажется фальшивой. особенно если всплывает по любому поводу. Может, правильней, как Л., психовать и буйствовать, бежать чуть что с крыши бросаться, ну худой конец миллионами способов расписывать воображаемую смерть. Это импульс, но зато первичный. Потом он снова спрячется в свою эстетику и будет снова чувствовать себя на коне. У Ч. всё наоборот. Радость искренна, а как только вылезает гадость - занавесочки-занавесочки-занавесочки-улыбаемся.
Две крайности.
отличные из них двойники выходят, ничего не скажешь.
Злость дает силы. Грубая правдивость сковывает сердце. Я устал. Срезаю эмоции, все, потихоньку, как мятные листья - они тоже сохнут.
Смеяться над собой нужно, издеваться, пожалуй что, тоже. Только в меру.
Иногда кажется, что Ч. не знает границ. Эта ядовитая самоирония кажется фальшивой. особенно если всплывает по любому поводу. Может, правильней, как Л., психовать и буйствовать, бежать чуть что с крыши бросаться, ну худой конец миллионами способов расписывать воображаемую смерть. Это импульс, но зато первичный. Потом он снова спрячется в свою эстетику и будет снова чувствовать себя на коне. У Ч. всё наоборот. Радость искренна, а как только вылезает гадость - занавесочки-занавесочки-занавесочки-улыбаемся.
Две крайности.
отличные из них двойники выходят, ничего не скажешь.
Злость дает силы. Грубая правдивость сковывает сердце. Я устал. Срезаю эмоции, все, потихоньку, как мятные листья - они тоже сохнут.